Присоединяться к сестре и прочим гостям, щедро и кое-кто даже неумеренно щедро, вливающим в себя шампанское, Арктурус не спешил, предпочитая оставаться трезвым на этом празднике жизни. Повода как-то не находилось — светское общество не вызывало у него ни отторжения, ни страха, не нужно было пытаться спрятаться за шипучим напитком или утопить в нем какие-то горести. Ледум-младший почти с искренней любовью относился к этому милейшему серпентарию, где вранья на квадратный метр было куда больше, чем шелка, бархата, атласа и драгоценных камней на присутствующих дамах. Наблюдать за ними со стороны было более, чем забавно.
Но, кажется, если Арти к этому милому развлечению аристократии — читай: изменам, притворству, завуалированной ненависти и скрытым оскорблениям — относился с умилением и обожал со стороны смотреть и комментировать особо выдающиеся моменты, то сестра его точку зрения не разделяла совершенно точно и, отойдя с явным облегчением от виртуоза куртуазно-альковных игр Кэрроу, более-менее расслабилась, потеряв необходимость притворяться опытной великосветской дамой. Подобные игрища ее утомляли, чего Арктурус не понимал, но принимал и всячески старался облегчить эту участь.
Свои собственные чувства по этому поводу он не мог сказать, что скрывал. Нельзя скрывать то, чего не было. Жениться в их кругу по собственному выбору было не принято и становилось участью тех, кто потерял родителей или главу семьи в слишком юном возрасте, но абсолютно необходимо. Мисс Долохова в качестве невесты была ничем не лучше и не хуже других юных леди, она была похожа, как две капли воды, на образец дамы из высшего общества — красивая, не до конца глупая, но вряд ли интересующаяся чем-то за пределами общеизвестного, капризная — впрочем, смотря на отношение ее отца к женщинам своего семейства, ожидать иного было попросту глупо и недальновидно. К несчастью, получив все эти многочисленные качества, она не унаследовала от идеала буквально малость — покорность и почтительность. Арктурус определенно хотел бы посмотреть, как Димитрий объяснил безмерно любимой им семье, что их младшая любимица-дочь достанется даже не наследнику, а паршивой овце в семействе, могущем похвастаться разве что древностью рода и чистотой крови. Баснословное богатство обсуждать в обществе не было принято (вслух, имеется в виду) — но входа в английскую элиту это дать не могло.
Брак с той, которая принадлежала к этому миру безо всяких усилий, мог. И жертвой со стороны Арктуруса никак не являлся. Юными хорошо воспитанными леди Ледум не особо интересовался, предпочитая общество дам постарше, умудренных определенного рода опытом и не имеющих никаких фамильных претензий. Чаще всего по причине наличия на пальце кольца и уже смененной фамилии. Институт брака не привлекал его, но до непосредственной церемонии оставалось почти пять лет.
Собственная семья так же не впечатляла и положительным примером не служила, родителей Арктурус видел точно такими же, как всех остальных. Изображая преданность и глубокую привязанность друг к другу на людях, дома они превращались в парочку незнакомцев, изредка встречающихся за завтраком и церемонно раскланивающихся за вечерним чаем. Порой ему казалось, что они вот-вот зададут друг другу вопрос «Как Ваше имя». И откуда только бралась эта напускная веселость и доброта, стоило им только выйти в круг людей. Арти забавляло происходящее, невнимательность родителей компенсировала искренняя забота со стороны сестры, не прервавшаяся даже с ее отъездом на учебу в Салем. С братом такой теплоты не водилось, то ли он ревновал Грир, то ли просто был неспособен на глубокие чувства, но и светских условностей можно было не придерживаться.
В их семье, кажется, только Грир искренне заботило несоответствие наружного и внутреннего настроя. И сейчас это в очередной раз выплеснулось наружу, обдав Арктуруса густой волной из обманутых надежд, разочарования и искренней обиды. У Грир не было ни старшей сестры, ни брата, ей пришлось учиться справляться в одиночку. Наверное, поэтому она сама так старалась не оставлять остальных отпрысков Ледум в одиночестве.
-Грир, - Арктурус слегка сжал ее ладонь, - что тебе до них?
Особую проблему составляло то, что сестра была не замужем, предпочитая делать карьеру и Арти мог только догадываться, какую часть из ее практически радикально-феминистических настроев составляла бравада. Нежелание проводить время в стенах дома вынуждало Грир углубляться в работу все сильнее и сильнее, обрезая возможности для того, чтоб познакомиться с кем-то стоящим.
-Получи удовольствие от того, что меня заковывают, - Арктурус едва успел договорить, как на вершине изукрашенной лестницы появились женщины семейства Долоховых. Первой шла миссис Элизабетт, не изменившая ради праздника дочери привычной яркости и экзотичности своего наряда. Арктурус с интересом изучил выражение ее лица, пытаясь разобраться — насколько Димитрий проинформировал ее о причинах случившегося: все-таки ее балованная родительской любовью младшая дочь достаточно внезапно оказалась одной из самых младших невест в Англии, к тому же отдающейся в лапы недавнего английского иммигранта. Судя по тому, что эмоциональная леди не швырялась ни хрусталем, ни заклятьями и плыла с явным удовольствием от нахождения в центре всеобщего внимания, навряд ли ей изложили истинную суть сделки.
Говоря начистоту, это напоминало обыкновенную продажу. И Арктурус, хотя и не собирался это кричать на каждом углу, получал определенное удовольствие от покорного шествия Аделаиды.
Как овечка на заклание.
В свете блистательного сияния будущей родственницы присматриваться к неспешно шествующей невесте с самого верху лестницы было сложновато. Так что пристальному осмотру мисс Долохова подверглась, когда остановилась рядом с матерью в ожидании отца семейства. Вероятно, следовало бы подойти к ним для того, чтоб состряпать подходящую картинку для прессы, со стороны которой раздалось обильное шуршание пергамента под остриями прытко-пишущих перьев и многочисленные щелчки аппаратов для получения колдографий, но... Арктурусу было плевать. Картинка выходила слишком забавная, чтоб ее разрушить.
При ином финансовом положении Долохов расхохотался бы в голос, только заикнись мистер Ледум о возможности преподнести Аду на блюдечке его младшему отпрыску. Теперь же всей семье приходилось изображать даже не вежливое согласие — а самую натуральную радость. Впрочем, судя по тому, что приветственную речь начала все-таки миссис Элизабетт, а не он сам — подобные кощунственные выражения с языка у него шли слишком сложно. Арти мог это понять. Вот только не хотел облегчать ровным счетом ничего. Высший свет — одна огромная клоака и за каждый faux pas приходилось платить, без снисхождения и скидок. Впрочем, за свои ли грехи расплачивался Димитрий — или должен был благодарить своих предков, на игрока или глупца он не слишком походил — было достоверно неизвестно. Кровь в Англии стоила слишком дорогой цены.
Если главой семьи руководили сугубо материальные принципы (которые Арктурусу были вполне понятны), то миссис Элизабетт, исходя из ее речи, либо была гениальной актрисой, либо, что вероятнее, питала многочисленные романтические иллюзии и полагала этот договор свершенным хотя бы по взаимной приязни.
Арктурус начинал понимать Грир, звучало хоть и искренне, но донельзя напыщенно и к реальности не имело никакого отношения. Ледума как будто окунули с головой в вязкий и приторный розовый кисель. Долохов-старший речь все же подхватил, напоминая, что брюки в своем семействе носит он и галантно предложил гостям продолжить заниматься тем же, что они с успехом делали до объявления — сплетничать, пить и пожирать закуски в самых невообразимых количествах. Обильных восторгов он выражать не стал, и на том спасибо.
На этом основное мероприятие вечера можно было бы счесть и завершенным, Арктурус героически сцепил зубы, приготовившись вытерпеть очередную лавину поздравлений, на всякий случай ухватив Грир покрепче, чтоб не вздумала смыться и оставить его наедине со всякими стервятниками, так и норовящими нажелать ему такого же прекрасного счастья, как в их собственных семьях. Особо рьяные ухитрялись втиснуть в тридцатисекундную речь еще и воспоминания о своей молодости, молодости его родителей, безбожно фантазируя на тему того, чего видеть никак не могли.
Нарушать заведенный церемониал Арктурус ни за что бы не стал — это было в его собственных интересах. Несколько минут — от силы полчаса — ада и можно быть свободным, продолжив вечер в куда более приятной компании. И он в виду имел только сестру, раз уж ее в порядке исключения не приковало к себе рабочее кресло.
Но тут новоиспеченная невеста откровенно издевательски отсалютовала ему бокалом из-за спины собственной матери.
Маленькая стерва.
Арктурус не мог бы сказать, что именно его взбесило. То, с каким невозмутимым лицом она это сделала — ей полагалось как максимум плакать от обрушившейся на ее голову несправедливости, как минимум — выглядеть взволнованной. Но уж точно ей не стоило демонстрировать свою практически непричастность к произошедшему.
Как будто это не ее жизнь и не все ее глупые детские планы рухнули.
Бархатная коробочка в кармане попала под пальцы острым ребром совершенно внезапно. Кольцо ему вручили, обязав украсить им невесту, но точных сроков не установили. Устраивать прилюдные сцены Арти изначально не планировал. Изображать романтическую юную пару на радость гостям не входило в его планы по определению, потому что общество не имело на него никакого влияния с далекого детства. Арктурус слишком много видел и слишком много замечал, чтоб искренне верить хотя бы во что-то.
От первых рядов поздравляющих Арктурус попросту отмахнулся, увлекая за собой сестру к возвышению, на котором красовались женщины Долоховых. Стоило выдернуть из крыльев белоснежного лебедя хотя бы пару перьев.
-Хотелось бы услышать о согласии из уст самой прекрасной юной леди, - голос Арктуруса звучал не то, чтобы громко. Скорее в нем слышались нотки чего-то, дающего знать, что он от своего не отступится. Если Аделаида считала, что ее жизнь не изменится, его целью было продемонстрировать ей, как глубоко и сильно она заблуждалась. Ей придется вернуться в реальность, где по ее велению больше ничего происходить не будет.
Арктурус медленно идет сквозь расступающуюся, шепчущуюся за его спиной, волнующуюся толпу, придерживая сестру за локоть и выпуская ее только перед самым возвышением.
-Мадемуазель, - Арктурус издевательски ангельски улыбается, пользуясь тем, что даже леди Элизабетт видно только его затылок. Сестра наверняка различит насмешку в голосе, но она во-первых, не будет иметь ничего против, во-вторых, не выдаст этого никому. Ледум медленно, надменно опускается на одно колено, извлекая из кармана коробочку. Кольцо выглядит дорого, отбрасывает блик от сотен свечей и светильников, эта ценность в нем нарочитая, откровенная, выставляющая напоказ богатство тех, кто его приобрел. Выбирала мать, следуя своим вкусам, выражающимся в простом утверждении «Больше, дороже, ценнее».
В глазах Арктуруса та же алмазная твердость, тот же отблеск удовлетворения от того, как беспомощна Аделаида прямо сейчас — придется ведь выдавать решение, которое ей поставили готовеньким, за свое собственное или по крайней мере добровольное.
Сильно сомневаюсь, что тебе хоть раз не угождали и не подчинялись, стоило тебе напустить пару слезинок на глаза. Но не сегодня.
-Выйдете за меня замуж? - формула вышла намеренно неправильной, не классической, не исполненной трепета и восхищения перед женщиной, которая должна была быть мечом карающим или милующим.
В этом браке семейная традиция Долоховых, где все крутилось вокруг счастья и благоденствия женщин, исполняться не будет.